"Рублевский мечтатель"
- 17 августа 2005 года 07:04
- Категория: Новости
- Комментарии: 0
Масленников, конечно, в большей степени не бизнесмен, а авантюрист. Деньги, которые он зарабатывает, подчас сам не понимая как, он спускает легко и лихо. Он никогда не имел офиса или фирмы, зато заводил правильные знакомства и нужные связи. «Я с каждым разговариваю на его языке. И с „государевыми людьми”, и с архитекторами, и с клиентами. Можно подумать, что я всех использую». Виртуозность, с которой он противоречит сам себе, перекрывается неожиданной глубиной самоанализа и четким пониманием причинно-следственных связей. «Я по жизни только и делаю, что уношу ноги. Я умею жить очень интенсивно, но недолго. И когда что-то наскучило, резко все меняю». Постороннему наблюдателю легко запутаться в перипетиях жизненного пути Масленникова, не каждый может выдержать такие амплитуды даже в пересказе. Но мы все же попробуем выстроить адаптированную версию его биографии.
С кладбища в горы
- Я с Богом ссорился раз десять, и понимаю, что он ведет меня по особой, очень жесткой дорожке. А началось все с того, что я прожил почти два года на территории городского кладбища.
- Как бомж?
- Нет, почему, наоборот. Я родился в маленьком городке в Тверской области. Родители хотели улучшить свои жилищные условия, и им дали квартиру на территории кладбища. Потом я оказался в небольшом поселке под Брянском, с ужасно злой, агрессивной атмосферой. Я все время молил Бога, чтобы побыстрее оттуда уехать, и по окончании школы направился в Питер, поступил в киноинститут на звукорежиссерский факультет. Первые впечатления от института - это Маргарита Терехова и дохлая лошадь, которую красил пьяный мужик.
- Что-то я не понимаю. Как связаны Терехова и лошадь?
- Они связаны моим разочарованием. Терехова для меня была вроде секс-символа, а тут иду я по Ленфильму и вижу: сидит она в грязном халате и курит «Беломор». Ужас. И практически в этот же день встречаю мужика, а он лошадь перекрашивает для съемок. Полный сюрреализм! Короче, с четвертого курса института я уехал на Домбай.
- Что вы там делали?
- Мне стало в Питере скучно и неинтересно, кисло, одним словом. Я уже выжал из этого города все, что мог, я ведь очень насыщенно жил. Сначала хипповал, ходил в солдатском кителе, с примусом. Потом стал преуспевающим фарцовщиком. Но после того как меня сбила машина, я в первый раз оказался на Домбае. Я тогда про Домбай ничего не знал, думал, что это рай на земле. Никогда не забуду первые ощущения: слепит зимнее солнце, раннее утро, горы нереальной красоты. Счастье казалось бесконечным. И вот, в 1980 году мой друг, мастер спорта по горным лыжам, предложил поехать вместе на Домбай работать инструкторами, я с радостью согласился. Так мы попали, причем совершенно неожиданно, на государственную службу.
- Можно с этого момента поподробнее?
- Ну что тут рассказывать? Местные комитетчики изучили наше досье, вызвали к себе и говорят: «Вы, конечно, раздолбаи полные, но имейте в виду, что здесь такая же тема, как и везде - ЦК ВЛКСМ»… Так что мы поняли, что придется поработать на государство.
- Так в чем была ваша работа?
- По идеологической части. Через некоторое время большего русофила, чем я, было не найти. Мы все очень жестко и профессионально делали. Самое веселое задание, которое мне дали,- совратить корреспондентку американского журнала. Прикольная была жизнь: приезжали всякие аферисты, которых мы за сто рублей в час учили стоять на лыжах, члены политбюро катались под охраной из десяти пикетчиков, Горбачев наведывался. Масса интересных вещей происходила. Я тогда ощущал себя частью яркого мощного механизма, и ловил кайф от процесса. А потом - 1985 год, полный облом. Сухой закон, местные стали голову поднимать. Система протухла, и в 1988 году мы уехали в Сочи, а оттуда - в Москву. Там жили моя первая жена и дочь, и это была единственная мотивация, почему, собственно, в Москву.
Дом на Рублевке
- В Москве мне помогли бывшие ученики.
- Чем вы здесь занялись?
- В Москве я делал деньги, что еще тут можно делать? В начале 1990-х здесь все этим занимались, кто как мог.
- Чем торговали?
- Я не торговал, я был таким… ну вроде диспетчера. Придумывал, организовывал, оказывал посреднические услуги. Мне всегда нравилось зарабатывать деньги красиво: не копеечка к копеечке, а что-нибудь такое выдумать, закрутить,- бам! К сожалению, все «замуты» того времени попадали под статьи, точнее, под одну, поэтому от большинства идей приходилось отказываться. К Москве я привыкал очень долго, притом никогда ее не любил и не люблю. Я вам уже много рассказал про Домбай, но главного не объяснил: когда ты живешь в атмосфере курорта, все биоритмы настроены на очень сжатые сроки, 12 дней зимнего заезда и 12 - летнего. Но жизнь, как правило, подкидывает тебе именно то, к чему ты меньше всего приспособлен, и мне пришлось адаптироваться: в Москве все происходит крайне медленно.
- А как вы осели на Рублевке?
- Когда у меня появились деньги, жутко надоели съемные квартиры. Я решил построить свой дом. Все тогда возводили дома-монстры из темно-красного кирпича. Я понимал, что такого точно не хочу. Но образа своего дома не было. И вот как-то по делам я оказался в Польше, на строительной ярмарке. Там уже пошла тема американских усадебных домов, чистеньких таких, аккуратных, безупречных. Я купил журнал «Десять лучших частных домов Америки». Один из них мне очень понравился. Дальше я познакомился с талантливой женщиной-архитектором из интеллигентной польской семьи. И мы с ней несколько недель этот дом перекраивали, придумывали заново. Потом я его строил полтора года. Хозяин польской фирмы, которая взялась за проект, оказался жуликом и воришкой. И я сам стал контролировать процесс. Рабочие у меня были белорусы и украинцы: разделил их на две мощные бригады и фактически сразу стал строить второй дом - уже для своего товарища. Я все понял, разобрался, мне понравилось. Так бы и шло, если бы в моей жизни не появился бес-искуситель Рустам Тарико. Он-то меня с панталыку и сбил.
Искушение
- Когда мы встретились с Тарико, то первые месяца два вообще не расставались.
- А в чем же роль Тарико-искусителя?
- Он мне показал все самое-самое, что только можно купить в этом мире за деньги. Так я жил два года, это был, фактически, Домбай-2. Благодаря Рустаму я узнал, как делать большие деньги, на чем, усвоил тайные правила. Рустама консультировали очень сильные специалисты из компании McKenzie, они объясняли ему процесс построения брэнда (brand building). Вот от них я и узнал все маркетинговые фишки. Понял четко те вещи, которые до этого улавливал интуитивно. Здесь есть хорошая ассоциация с темой строительства: если ты хочешь иметь luxury-брэнд, ты должен заниматься строительством жизни в целом. Мне еще в юности понравился рассказ, называется «Дизайнер жизни». Так вот, теперь я очень жестко контролирую и себя, и жизнь, строю все под себя.
- А конкуренты у вас есть?
- Восточная мудрость гласит: никогда не нужно сравнивать себя с другими, только с самим собой. На рынке очень много профессионалов, но если ты делаешь что-то талантливое, необычное, на тебя всегда будет покупатель. В чем фишка продукта de luxe? Его будут покупать всегда и везде: в любой стране мира, при любом политико-экономическом режиме. Нужно чувствовать химию этого процесса, потому что, если ты ее не знаешь, подрядчики и партнеры тебя обворуют. И, кроме того, в люксовом проекте закладывается очень большая дельта прибыли, неважно, какая при этом себестоимость.
- Какой прибыль была, когда вы начинали, и какая она сейчас?
- Когда я начинал - минимум, два конца. Сейчас если ты зарабатываешь 40% в год - уже очень хорошо. Строительного бума давно нет, люди все делают очень профессионально и персонализировано. Город больше никогда не поедет жить за город, эта тема прошла вообще.
- Что же случилось?
- Для опытного девелопера выгоднее продавать квартиры в Москве. Себестоимость загородного дома намного выше, а продажная цена - максимум $4 тыс. за квадратный метр, в то время как в Москве - от 8 тыс. до 12 тыс. Дополнительные расходы, связанные с освоением территории, за городом очень высоки.
- Тем не менее вы ввязались в строительство «Икс-парка» в Горках-2. Как это произошло?
- Я построил уже после расставания с Тарико около восьми частных домов. Выполнял самые разные функции: от консалтинга и дизайна до работы простого прораба. А с «Икс-парком» история такая: мы с партнером купили четыре гектара земли в Горках-2. Хотелось построить что-то максимально красивое. Договорились с одним из лучших архитектурных бюро - «Проект „Меганом”», девелопером проекта выступил Борис Кузинец из Rose Group.
- В чем была ваша роль, кроме прав на участок?
- Я контролировал проекты. Мы построили семь домов, из них главный - «Вилла Роза», который «Меганом» сделал полностью самостоятельно: ни я, ни Борис не вмешивались в процесс. А вот образцы остальных шести домов я нашел так: приехал как-то в офис к «Меганому», а у них повсюду разбросаны макеты, ни сантиметра свободной поверхности нет. И из этого завала я вытаскиваю макет идеального дома, который они делали два года назад: клиент перестал платить, проект не пошел. Вот этот дом и стал в итоге прообразом всего поселка. Потратили кучу денег, но получился очень оригинальный проект, лучший из того, что есть сегодня.
- Сколько потратили?
- Можно я не буду отвечать на этот вопрос?
- В таком случае, сколько стоят ваши услуги?
- Очень дорого. Если бы я работал каждый день, то зарабатывал бы несколько миллионов в год. У меня даже офис теперь в Жуковке, чтобы далеко от дома не ездить.
- За что вас ценят партнеры по бизнесу?
- Они покупают мои услуги, потому что я приношу выгодные контракты. Сейчас у нас наметился очень интересный проект в Ялте, целый комплекс: спа-центр, гостиницы, жилые дома - стоимостью в 150 миллионов долларов.
- Но послушайте, вы ведь могли бы ни с кем не делиться, если бы организовали свою фирму.
- Мне дорога свобода. Я всегда выстраиваю свои отношения так, чтобы можно было из них комфортно выйти, и ничто меня не держит. Можете написать, что мне противно эксплуатировать людей, есть только два человека, которым я плачу зарплату: завхоз и домработница.
И снова кладбище
- Так почему вам перестал приносить удовольствие строительный бизнес?
- Просто зарабатывать деньги неинтересно, а открыть для себя что-то новое я в нем уже не могу, наверное.
- Но строить дома на Рублевке дадут не каждому. Вы сами решали все вопросы с властями?
- Я умею это делать, конечно. Прежде чем кем-то руководить, ты сам должен овладеть технологией. Так вот, если ты умеешь общаться с чиновниками, то добиваешься необходимой оптимизации бюджета. Но самый большой кайф для меня был - строить дома полностью за свои деньги и продавать «под ключ».
Клиентов своих, Григорий, разумеется, обсуждать отказался. С теми, с кем он не договаривался, он просто не работал, а с большинством дружит и по сей день. С поставщиками после примечательной истории о польских мошенниках проблем особых не имел. «Мне, наверное, просто везло. В жизни очень четко работает система противовесов: любимые женщины меня всегда „кидали”, зато деловые партнеры попадались очень порядочные и верные».
- А есть все же проекты, которые вы мечтаете реализовать в этом бизнесе?
- Только один. Я первым в этом городе придумал сделать элитное загородное кладбище. Как говорится, с чего началось, тем и должно закончиться. Денег, кстати, можно поднять немыслимо. Продажная цена сотки - $50–70 тыс., себестоимость - $10 тыс., минимум инвестиций, потому что, извините, покойникам коммуникаций нужно гораздо меньше, чем живым людям. Если брать 100 гектаров, получается $200–300 млн. Единственное, что меня останавливает при реализации этого проекта, так это то, что я четко понимаю - это финал. Как автор, я должен буду туда первым и лечь.
- А что бы вы изменили в своей жизни, если бы была такая возможность?
- Абсолютно все. Я ужасный циник, вы знаете, потому что до сих пор считаю себя романтиком. И в будущей жизни я загадал, чтобы Бог меня сделал простым мастеровым, каменщиком. К сожалению, весь современный бизнес носит виртуальный характер, деньги делают деньги. А я занялся строительством домов отчасти потому, что мне очень нравится делать что-то своими руками, чувствовать приятное физическое напряжение, и знать, что у тебя все получается. В жизни все взаимосвязано, и теперь, когда мне 46 лет, я это очень четко понимаю. Когда я еще учился в институте, нам приводили такой пример: все натуральные звуки записываются в кино искусственно. И до сих пор шум морских волн, записанных на самом деле, кажется экспертной комиссии ненатуральным. А вот искусственный шум, наоборот, все единодушно считают естественным. Такой вот парадокс. И чем дальше я живу, тем больше убеждаюсь, что это прекрасная иллюстрация ко всей нашей жизни.
МАРИЯ ПЕТРИЩЕВА
Газета «Бизнес»
